Легонько направляя "школьницу" положенной на голенькую спинку ладонью, я подвел уныло волочащую ноги Дашу к смотровому столу. Поверх пары сложенных вдвое одеял стол был накрыт свисающей на манер скатерти прорезиненной простыней: в будущем я планировал здесь же делать своей игрушке некоторые "мокрые" процедуры.

Плоды моей извращенной фантазии - доработанные и усовершенствованные клизмы - давно поджидали свою жертву за запертыми дверями гардеробной. А увидев, как интересно воспитанница в ванной реагировала на палец у себя в попке при подмывании, я понял, что клизма станет лучшей подружкой бедняги.

Хорошо было бы начать прямо сейчас, но нельзя: Даша сильно устала. Хватит с нее на сегодня острых ощущений! Потормошу ее немножко, и придется пока что отпустить на волю.

Наверно, "медосматриваемая" вспомнила свое вчерашнее позорное лежание во время борьбы с якобы опрелостями. По крайней мере, у самого стола Дашутка совсем приуныла и встала словно вкопанная.

И потому, не желая смущать мою милую скромницу залезанием туда - со вскидыванием ножек выше талии и раскорячиванием в позе лягушки с последующим переворотом, я одним движением подхватил Дашу на руки и уложил на приготовленное для нее ложе.

Девочка тут же вытянулась в струнку, скрестила ножки и закрылась обеими руками.

Я умилился. Два дня она голопопила, показала мне много чего из наружной анатомии, отплясывала в ванной чечетку на хозяйском пальце... но стоило всего-то на часок ее одеть, и - здрасьте, пожалуйста! малышка опять стесняется! Какая прелесть!

- Ну-ка, больная, покажите доктору, что там у вас,.. - добродушно начал я, пытаясь отвести ее руки.

Девочка упрямилась. Пришлось разжимать их силой.

- Теперь ножки раздвинь, доктор должен глянуть.

Малышка не реагировала.

- Дарья Голышкина, я что, у вас разрешения должен спрашивать, чтобы между ножек посмотреть? Вам ведь за партой подолгу отсиживать, как же вы усидите, если в письке окажется непорядок?!

- Как хочу, так и усижу! Это моя... эээ... эта... пи... - Дашка поперхнулась. - Да, моя, а не твоя!

- Нет, Дашенька. Ты ведь моя? Значит, и эта писька - не твоя, а тоже моя. Решать, что ты хочешь, а что не хочешь, ты будешь в свое время. А сейчас я командую. - Я начинал злиться.

- Не командуешь! Не командуешь! Ты мне не папа! Не буду тебя слушаться! - вдруг закричала девочка.

Это был бунт. Она снова проверяла меня. Уступать было ни в коем случае нельзя. Обязательно нужно было сразу поставить ее на место.

Я задумался. Отшлепать, что ли? По-настоящему. До пылающей попы.

Хотя, нет. Отложим-ка на другой раз. Куда интересней будет, если я просто сделаю то, что и так давно собираюсь. Спокойно, не спеша. Вот это и наказанием станет, и покажет ей, что бунтовать - себе дороже.

- Ну что же, ты сама выбрала, как тебе сегодня жить.

Перекинув через плечо голопопую революционерку, чтобы не удрала, я сходил с ней за брошенными у кровати возле куч новых одежек цепными ремнями. Пододвинув их ногой к кровати, поближе к стоящей там же сумку с браслетами, я не торопясь уселся и сгрузил свою ношу к себе на колени.

Дашка возмущенно ругалась и пыталась отбиваться.

- Я все равно сделаю, что считаю нужным. Не хочешь себя вести, как большая - буду с тобой обращаться, как с маленькой. И что с тобой будет, сейчас решаю только я. Не ты. А ну-ка, руки подними вверх!

- Еще чего!

- Ну что же, не хочешь хорошо себя вести - значит... значит... ага, вот. Придумал.

Я поднял с пола ремни. Перебросил Дашку поперек колен. Она затрепыхалась, но куда этому цыпленку! Я надел на нее оба ремня. Пряжками назад. Один на талию, другой подмышками.

Девчонка, ругаясь, начала сцарапывать их с себя. Сделать она, конечно, ничего не могла, и я спокойно дал ей немножко побузить.

- Ну вот, - сказал я потом сочувственным тоном. - Совсем у нас Дашенька маленькая. Никого не слушается. Да, совсем младенец. Опасно, чтобы такая крошка ручками-ножками так размахивала. А то сама себя ударишь. Придется тебя запеленать, наверно.

- Не хочуу-у! - заверещала бедолага.

Я и не собирался ее сейчас пеленать, мне надо было к другому подвести.

- Ну-ну, - успокоительно заворковал я, - откуда такой крошке знать, что она хочет, а чего не хочет? Обязательно запеленать надо. Хотя... ладно, побудь пока так. Попозже спеленаю. А пока поголопопь еще немножко, так уж и быть.

- Не буду я голопопить, верни назад одежду! - еще громче завопила Дашка.

- Это еще зачем? На дворе весна кончается, всего неделька до лета осталась. А летом таких вот малявок полезно для здоровья голенькими держать. Так что побудешь у меня девочкой-лето.

Я как бы случайно выпустил одну из трепыхающихся ручек, и тут же огреб ей по уху.

- Да, - убежденно сказал я, снова сгребая рассвирипевшую девочку в охапку, - совсем Дашулька у нас еще несмышленыш. Так оставь - или себя ударит, или всех вокруг излупит. Как же нам с ней быть?..

Я старательно изобразил глубокое размышление: надо было продолжать ломать комедию. Лишь бы девочка не заподозрила, что все не раз уже обдумано и спланировано.

- Знаю. Кажется, я когда сумку нес, видел в ней... да, точно, вот оно. Это совсем для другого нужно, но нашего грудничка утихомирить, думаю, тоже подойдет. А как же?.. Вот! Где-то у меня карабины для палатки должны валяться. Я ведь их покупал прямо перед тем, как к Петровичу заехал. В машине, что ли?

Понятия не имею, нужны ли для установки палатки карабины. Но малышка и подавно этого не знала. Да и было ей в этот момент не до рассуждений.

Будто бы пытаясь победить дрыгающуюся Дашку, я , я отвернул ее головой в противоположную сторону. Аккуратно вытащил из сумки пяток карабинов и тихо сунул в карман. После чего разрешил бунтарке кувыркнуться обратно, вверх мордахой. И с притворной досадой хлопнул себя по лбу:

- Склероз! Я ведь их не выкладывал никуда. Вот же они, в кармане рубашки все это время таскаю. Стой, а остальные вроде выложил все-таки? Черт с ним, нам пока этих хватит.

Легко преодолевая дашкино сопротивление, нацепил ей на запястья по браслету. В торчащие из браслетов колечки продел карабины. И пристегнул их у подмышек к кольцам ремня.

После чего наконец перестал удерживать испуганную малышку. Надо было показать ей, что ничего особо страшного не произошло.

- А где те ручки-держалки, что мы тебе придумали? Аа-а, вот они...

Я нацепил бедолаге "бретельки" и снова выпустил попастись на кровать.

Дурочку колбасило. Как я и ожидал. С воплями "отпусти, отпусти!" она каталась по покрывалу, дергалась и извивалась, пытаясь освободить руки или хотя бы спрыгнуть с кровати. Но ремень, карабины и браслеты легко выдержали бы потуги десяти таких дашек, а с пристегнутыми запястьями встать на ноги оказалось слегка трудновато. Особенно - когда тебя все время опрокидывает обратно чужая рука...

Выглядела девочка очень забавно: точь-в-точь играющий со своим хвостом котенок, легонько поддразниваемый хозяйским пальцем.

Я дал ей всласть покувыркаться, любуясь этим милым зрелищем. Несколько раз она пыталась спрыгнуть на пол, но я, не очень натурально пугаясь: "ой, сейчас наша маленькая с кроватки упадет! ой, ударится, бо-бо будет!", заваливал ее обратно.

- Вот, как наш ребеночек радуется! - одобрил я ее метания. - Вот как наш голыш разгулялся! Агу-агу-агу! Куть-куть-куть!..

И присоединился к ее "развлечению", начав легонько щекотать и пришлепывать по попке барахтающуюся по кровати воспитанницу.

Щекотка понемножку становилась все сильнее и сильнее. Скоро уже глупышка скакала блохой и ржала то писклей, то сипом. Локти ее пристегнутых рук трепыхались птичьими крылышками.

Я дал Дашке напрыгаться, пока у нее не прошла паника. В конце концов, ужас исчез из глаз девочки. Можно было продолжать упаковку.

- Кстати, где-то у нас была вторая сумка. Сейчас поищу.

Оставив воспитанницу на кровати, снова отправился в гардеробную.

Ручки первой - с карабинами на концах и с регулируемой длиной - пошли на бретельки. А ручки второй сумки сейчас превратятся... превратятся в...

Нет. Не сейчас. Чуть позже. Потому что, когда я вернулся, девочки на кровати не было.

Открыть дверь без рук Дашка не могла. Но сдаваться не собиралась. Упрямица решила бороться до последнего.

- А где это наш ребеночек спрятался? Аууу... - сдерживая смех, я подошел к кровати, из-под которой торчало дашкино копыто.

Выудив бунтарку за щиколотку, снова забросил ее на кровать и затормошил: спешить с продолжением связывания было нельзя.

Наконец, по горло занятая щекоткой девочка снова подзабыла о своем страхе. Пришло время сделать следующий шаг. Я специально подставился под ее ногу и показушно сморщился, хватаясь за бок.

- Ой, ну и лягнула. Даже не думал, что младенцы так умеют. Надо было тебя и снизу тоже подвязать. Пока ты тут всех не запинала. Чем бы тебя?..

Дурочка снова попыталась отбиваться, но очень быстро на ноги чуть выше коленок ей были надеты и застегнуты кожаные браслеты. После чего, под аккомпанемент истошного дашуткиного визга её брыкливые ножки широко-широко разошлись, а коленки почти прижались к плечам.

Карабины сухо щелкнули на верхнем ремне. Теперь ножки останутся в таком положении.

Уже не спеша я надел новую пару браслетов на щиколотки своей игрушки. Отстегнул ручки второй сумки. Вышли отличные короткие поводки, которыми я пристегнул щиколотки неудачницы к бокам ее ремня на талии. Длину поводков выбрал такой, чтобы малышка могла достаточно свободно болтать ножками.

Отлично! Моя цель, чтобы "пациентка", случайно или нарочно, не могла бы мне ногой в нос заехать, оказалась достигнута! А для общей красоты зрелища вполне хватит, если девочка сможет разогнуть ноги в коленках где-то до прямого угла. Заодно так они вдобавок еще и не затекут.

Сел на кровать, сгреб наказанную в охапку и уложил кверху пузиком у себя на коленях.

Как долго я ждал этой минуты! Все было точно, как в мечтах. Снизу вверх на меня смотрела на меня своими огромными глазищами девочка-трансформер. Девочка-конструктор "Лего-Лолита". Новенькая, розовенькая, со сверкающей от крошечных бисеринок влаги кожей, долгожданная чудо-игрушка.

Я почувствовал себя маленьким мальчиком в новогоднюю ночь. Мальчиком, который долго-долго воображал, надеялся, ждал, старался, писал письмо Деду Морозу - чтобы, сам себе не веря, вдруг увидеть волшебной новогодней ночью под елкой самую заветную свою мечту.

Я продолжал успокаивать Дашку: нес какую-то ахинею, тормошил, пошлепывал и похлопывал.

Пациентка успокаиваться не собиралась. Еще бы, впервые воспитанница была жестоко обездвижена и почувствовала себя такой беспомощной и беззащитной.

Девочка вновь была в ужасе. Она продолжала бессмысленно и без остановок кричать на одной ноте: "отпусти-отпусти-отпусти-отпусти!".

Само собой, надо было отпускать. Ни в коем случае нельзя, чтобы первое связывание стало для нее серьезным шоком.

Но и сразу развязывать тоже нельзя: моей игрушке пора было начать привыкать к упаковке. Для первого раза я решил подержать ее так пару минут, и хватит.

Чтобы воспитанница перестала вопить, я начал щекотать ее. Дашка стала корчиться, трястись и извиваться у меня на коленях.

Девочка громко звенела своими карабинами. Она чем-то смахивала на привидение, которое печально гремит цепями. Правда, призраку положено при этом печально ухать и замогильно ахать, а не ржать как стоялая кобыла...

Нет, Дашенька уже представала передо мной без единой нитки и в весьма нескромном виде. И сбежать она тоже тогда не могла, потому что я держал ее за обе руки и за левое бедро, немилосердно при этом щекоча.

Однако впервые мою скромницу держали не человеческие руки, а безжалостные неумолимые силы, глухие к мольбам сгорающих от стыда девчонок, ибо шнуры и цепочки на визг с потоками слез внимания не обращают! Впервые она была разложена в такой аппетитной позе - и впервые была вся-вся-вся на виду. Впервые не могла мне помешать как следует себя разглядеть.

Этим приятным делом я и занялся. А чтобы и малышка пока не заскучала, продолжил немилосердную щекотку. Для этого мне хватало одной руки. Другая была свободна и готова начать исследования.

Дашкина писька оказалась маленьким шедевром.

Над ней, на лобочке топорщились редкие тоненькие волосенки. Штучек двадцать-тридцать. Будто проклюнувшиеся на весеннем пригорке тоненькие стебельки первой травки.

Я задумчиво поводил по ним пальцем. Оставить малышке эту шевелюру? Я подумал. Нет, наверно, лучше Дашенька будет внизу лысенькой. Словно еще голее, чем просто без трусиков. Еще трогательней и забавней.

Будем выводить. Интересно, а как? Брить каждый день мою игрушку? Можно. Но тогда волосики быстро загрубеют: достаточно будет пропустить разок-другой бритье, и над нежной писькой у воспитанницы будет торчать сизая платяная щетка - слово заросшая физиономия алкаша.

Может, выщипывать?

Я на пробу выдернул волос. Потом еще и еще. Визжащая и брызгающая слюнями от смеха Дашка ничего даже не заметила.

Отлично! Значит, вот так, под "щекотальным наркозом", и будем ей красоту наводить.

А вот ниже лобка у моей девочки пока никаких волос не было. Ничто не мешало рассмотреть во всех подробностях главную девчачью тайну.

У нее была потрясающая писька. Губки уже наливались, как дольки очищенной от шкурки мандаринки, начиная взрослеть. Но вверху, там, где они сливались, у моего зверька все еще была удивительная, трогательная, умилительная малышковская круглая вмятинка - ямка. Такие ямки бывают у веселых девочек на щечках. Из-за нее дашина писька выглядела задорно, весело и озорно.

Чуть ниже поглядывал на меня маленький клиторок - осторожно, робко. Высунувшись самым краешком из своего домика. Словно виноградная улитка. Казалось, махни я резко рукой - и он тут же втянется, нырнет под свой капюшончик-раковинку.

Из-за раскляченных коленок воспитанницы ее нижние губки слегка разошлись. Как чуть приоткрытый ротик, который дразнил высунутым кончиком язычка, точнее, двух язычков - краешками лепестков малых губок.

Я легонько помог этому ротику открыться пошире. Ужасно захотелось крепко обнять его, покататься по нему ладонью, потормошить, потискать. А потом...

Но потом - потом и будет. А сейчас мои короткие минутки истекли.

Я посмотрел на вторую свою руку, которая сейчас жила своей жизнью. Рука явно кайфовала, мучая корчащуюся бедолагу щекоткой. Ее жертва мелко тряслась и верещала.

- Хватит, - мысленно приказал я руке.

Та не обратила на меня внимания и продолжала веселиться вовсю. Пришлось мысленно прикрикнуть. Рука не отреагировала. Наоборот, к бунту присоединилась и вторая.

Я удивленно смотрел, как мои руки развернули девчонку спиной. Усадили у меня на коленях, а потом приподняли над ними в воздух.

Тут я понял, что затеяли руки. Бороться было бессмысленно, проще подыграть.

Я встал. Обрадовавшиеся руки зарезвились, будто щенки на прогулке. Они подбросили малышку над кроватью. Ловко подшлепнули на взлете завизжавшую бедолагу. Упасть на кровать руки ей не дали - поймали сзади за подмышки. Девочка зависла над матрацем.

Только тут я почувствовал, что снова могу управлять руками. Хотя, какое там! Это руки меня подчинили, а не я их. Да ладно, главное, что я снова стал цельной личностью.

- А ну-ка, поучим ходить нашего карапузика. Вот молодец наш малыш, как старается. Так он скоро ходить научится! - вслух восхитился я свисающей из моих рук Дашкой.

Дашка в самом деле "старалась" изо всех сил "бежать" по кровати, царапая по ней скрюченными пальчиками быстро-быстро-быстро стригущих воздух ножек: я ведь не просто держал ее, а бесцеремонно щекотал за подмышки!

- От! Ой! Хи-хи-хи! От! Пус! Ха-ха-ха! Ти! - надрывался "младенец".

- Ну вот, побегали, теперь давай-ка на велосипедике поучимся кататься, - невозмутимо отозвался я, приподнимая несчастную повыше, чтобы ножки перестали доставать опору - Крутим педальки! Вот умничка какая у нас Дашенька, не ленится! Быстрей-быстрей-быстрей поехали!

Но, как ни крути, а давно нужно было остановиться. Я преодолел себя и выпустил воспитанницу, кувыркнув ее на кровать.

Дашка перестала визжать и тут же безо всякого перехода снова затянула: "отпусти-отпусти-отпусти-отпусти". Ее ставшая малиновой мордашка жалко кривилась, по горящим щекам текли слезы пополам с соплями.

- Ну как, все поняла? - резко спросил я, чтобы сбить ее панику. - Будем дружить или ругаться? Отпустить? Или продолжим наказание?

В глазах зверька зажегся огонек понимания: девочка услышала слово "отпустить" и уцепилась за него.

- Слушаться будешь? Отпускаю? - повторил я.

- Бу... буду! - с готовностью согласилась воспитанница. Первый сеанс дрессировки прошел успешно. Слушаться, она, конечно, пока не будет. Но какой-то опыт только что приобрела.

Я сразу же отстегнул карабины и осторожно развернул скрюченную девочку. Как ежика. Дашенька разогнулась, я ссадил ее на пол и поставил перед собой, придерживая за попку.

- Бедная попочка, - шутливо пошлепал я по ней, - горемыка несчастная. Твоя хозяйка балуется, а ты ни за что получаешь.

Пациентка уже успела восстановить душевное равновесие. Ведь я, связав, не воспользовался ее беспомощностью. Да что там, даже не наказал. Связывание оказалось просто игрой. Никакой катастрофы не случилось. А значит, ученица начала усваивать, что ее связывать можно.

- Она не получает, - гордо поправила меня озорница.

- Не получает. Пока. Но вот-вот начнет, если ты по хорошему и дальше понимать не будешь, - ответил я.

После пережитого Дашенька сейчас чувствовала себя совершенно свободной. По контрасту. Она даже мою руку со своей круглой попки не стряхивала: сейчас для нее это уже было мелочью.

- Дошло? - сказал я. - Все только от тебя зависит. Понимаешь, что тебе говорят - значит, и живешь как большая девочка. Не понимаешь?.. сама подумай: кто слов не понимает? Только младенцы. Вот и будешь в такие моменты превращаться в младенца. По справедливости.

- В младенца? - переспросила дурочка.

- Да. Буду пеленать, из бутылочки кормить, в колыбельку класть и по улице в колясочке катать.

Дашка фыркнула: решила, что я пугаю. Ха-ха, наивная ты моя...

- Мир-дружба? - повторил я.

- Ага, - решила дальше не спорить воспитанница.

Девочка подергала за ремень и протянула мне лапку с висящим на запястье браслетом. Мол, снимай с меня свои штуки.

- Хммм... - задумчиво потер я подбородок. - Нет. Мне понравилось. Так и будешь бегать. Так на тебя хоть какой-то угомон будет.

- Не буу-уду! - Дашка заскребла браслет, собираясь расстегнуть пряжку.

Малышка по-прежнему стояла у меня между колен. Я плотно сдвинул ноги, зажимая ее в тисках.

- Не буууду! - передразнил я ее, поймав за руку и легко прищелкнув запястье к ремню на поясе.

Дашка потянулась оставшейся на свободе рукой, чтобы расстегнуть. Конечно, я тут же пристегнул и вторую лапку: к другому боку пациентки.

Это был блеф. Второй раз упаковывать страдалицу было бы непростительной ошибкой: сначала она должна была переварить новый опыт и полностью отойти от первого раза.

Но Дашка поверила.

- Ай, отпусти-отпусти-отпусти, - снова завела дурочка старую шарманку.

- Нет, - отрезал я. - Только что объяснял: не слушаешь, что тебе говорят - и живешь, как младенец.

- Слушаю! Слушаю, что говорят! - девочка запрыгала, пытаясь вырвать свои ножки, зажатые между моих. - Слушаю! Буду! Буду! Буду!

Поясной ремень я на нее специально надел свободно. И сейчас Дашка легко крутила его на себе, дергая руками. Было очень похоже, что она задорно отплясывает, подбоченившись.

- Последний раз верю, - сказал я, опять расстегивая глупышкины карабины - Пользуйся моей добротой.

Девочка растерянно потерла один из браслетов. Повернула на себе верхний ремень. Потом нижний. И опустила руки.

- Да. Будешь ходить так. Мне очень понравилось. Значит, буду часто теперь так тебя держать.

- А мне не понравилось! - топнула ножкой зверушка.

- А у тебя никто и не спрашивает! - закончил я разговор, шутливо, но довольно крепко шлепнув бедолагу.

Дашенька айкнула и взвилась вверх, потирая попку.

- Ну вот, а теперь, раз ты уже не младенец, а разумная девочка, которая в школу поступать собирается, то продолжаем с того места, где мы остановились. Дарья Голышкина, прыгаем на процедурный стол, готовимся к осмотру!