…В тот день дул сильный ветер.
     Взяв на работе отгул, Ольга Григорьевна как следует занялась делами домашними, уборкой и проч., и проч. Когда неожиданно пришла Наташка Трефилова со своим Джеком, то Светкина мама была в самой что ни на есть «запарке».
     - Разувайся! - требовательно сказала Ольга Григорьевна подруге, указывая на тапочки. - И зверюге своей лапы вымой…
     Трефилова недовольно было скривила губы, но хозяйка квартиры деловито проговорила «быстренько, быстренько!» и выпроводила их в ванную. Прислушиваясь к звукам льющейся воды, Ольга Григорьевна тщательно перетирала хрустальную посуду в шкафу. Ей почему-то особенно нравился именно этот процесс. Она глубоко дышала на тонкое стекло и с легким писком стирала со стенок посуды все радужные разводы специальной тряпочкой.
     Толстый нос ротвейлера неожиданно ткнулся Ольге Григорьевне в правое бедро, и она едва не выронила бокал.
     - Тьфу на тебя, псина! - вполголоса выругалась женщина и поставила бокал на полку. - Пошел отсюда!.. Тебе лапы вымыли?..
     Джек не обратил на ее возглас никакого внимания и снова уткнулся своим мокрым носом в другое бедро. Его большие глаза скользили то вверх, то вниз. Собака словно оценивала женщину.
     - Чего тебе? - нетерпеливо спросила Светкина мама и сделала шаг в сторону кухни.
     Ротвейлер как по ниточке последовал вслед за ней, и, когда Ольга Григорьевна наклонилась, чтобы подобрать веник с пола, собака с аккуратным напором всунула свою морду точно между ног женщины.
     - Ай!.. - непроизвольно взвизгнула хозяйка квартиры, выпрямляясь. - Ты что - сдурел, что ли?!.. Наташа! Наташка!..
     На ее крик из ванной выскочила подруга с мокрыми волосами и в ее банном халате.
     - Я у тебя тут голову вымыла, ничего?! А то у нас воды... Ты чего кричала?
     С трудом переводя дух, Ольга Григорьевна посмотрела на Джека. Кобель лукаво глядел своими черными, словно спелые вишни, глазами на обеих женщин по очереди.
     - Тебя Джек что ли напугал? - спросила Наташка, яростно растирая волосы большим полотенцем. - Джек! У, сука такая, я тебя!!..
     - Да нет, - торопливо сказала Ольга Григорьевна. - Он ничего… Я просто от неожиданности… тут…
     - А, это он может, - заметила Трефилова и рывком убрала волосы назад. - Дай фен, ладно!
     Светкина мама указала на ящик в шкафу, где хранились фен, специальная расческа и электрощипцы. Наташка взяла все ей необходимое и опять ушла в ванную, оставив свою собаку наедине с хозяйкой квартиры. Они поглядели друг на друга, и Ольга Григорьевна строго сказала:
     - Чтобы больше никаких… А то я твоей хозяйке скажу!
     Пес глубоко зевнул, обнажая большие клыки, как бы говоря, что чихать он хотел на свою хозяйку. И почему-то Светкиной маме стало неуютно от этого собачьего жеста, поэтому она с наигранным равнодушием пробормотала «нувотпоразауборку» и снова наклонилась - на этот раз за совком. Она снова ожидала внезапных тычков грубого животного, но Джек за ее спиной хранил молчание, словно бы его там и не было. Всем сердцем желая, чтобы так оно и было, чтобы эта псина провалилась поскорее вместе с Наташкой из ее, Ольги Григорьевны, квартиры, женщина выпрямилась и беспрепятственно дошла до кухни. И только уже у дверей она обернулась, чтобы удостовериться в том, что Джек не грызет что-либо неположенного и не гадит на только что свежеубранном ковре.
     Джек не гадил и ничего не грыз. Он лежал на свежеубранном ковре на спине и, вывалив свой длинный розовый язык, коротко и часто дышал. Его могучий черный бок ритмично поднимался и опадал, мускулистые задние ноги были раздвинуты, а между ними аккуратно лежал увесистой сосиской красный собачий член. Член слегка подергивался, как морской червяк, вытащенный на сушу и уже почти задохшийся без воды. Джек поднял голову и снова лукаво посмотрел на Ольгу Григорьевну.
     Женщине на миг показалось, что собака всем своим видом говорила, мол, подойди, я тебя не съем. Подойди и потрогай эту упругую плоть. Попробуй какая она на ощупь, какая она увесистая, какая… вкусная. Ольга Григорьевна очумело тряхнула головой и посмотрела в сторону ванной. Там вовсю заливался высокий Наташкин голос, поющей новую песню Пугачевой, и весело жужжал фен, как бы подыгрывая в такт.
     - Чушь какая-то… - растерянно пробормотала Светкина мама. - Я вовсе не такая… Я и не собираюсь…
     Она сделала шаг в кухню, а собака театрально уронила голову на ковер с глухим стуком, комично дернув лапами, как от предсмертного вздоха. Конечно, всем своим видом говорил пес, конечно, ты не такая… Ты другая, но все-таки… Где ты еще встретишься с таким симпатичным, породистым, чистоплотным псом!.. А тут такой шанс…
     Ольга Григорьевна поставила веник с совком в угол к холодильнику и, со словами: «Это просто так - ради эксперимента!», нерешительно приблизилась к Джеку и присела перед ним на корточки. Пес ласково лизнул ей руку и демонстративно повернул голову, как бы не смотря на. Дотронувшись до гладкого бока ротвейлера, женщина все так же боязливо погладила теплую шерсть. Собака никак на это не отреагировала, и только член зашевелился чуть более активно. Ольга Григорьевна протянула руку к этому лысому сгустку кожи с тонкой сеткой красных и синих сосудиков и указательным пальцем провела по его краешку. Член Джека оказался очень теплым и бархатистым на ощупь, и буквально просился в руки.
     - Да что я, дура что ли! - вдруг возмущенно произнесла женщина и резко поднялась. Джек быстро взглянул на нее, и в его глазах блеснули недобрые огоньки. Ольга Григорьевна немного брезгливо вытерла руку и… встретилась взглядом с Наташкой. Трефилова стояла, облокотившись на дверной косяк, и молча наблюдала за этой сценой. В ванной все так же заливался фен.
     - Собачкой моей интересуешься? - бархатным голоском произнесла Наташка, покачивая проводом электрощипцов.
     - Нужна мне была твоя собачка… - выдохнула Светкина мама. - Такая же больная, как и…
     Она запнулась на полслове и направилась в кухню.
     - Да нет, - мягко оветила Трефилова, ничуть не обидевшись. - Просто ты не умеешь с ней обращаться.
     - Что? - Ольга Григорьевна выглянула из-за холодильника.
     - Джека мой ласку любит, - протянула Наташка, подойдя к собаке. - Вот так он любит у нас, вот так… да, Джека?
     С этими словами она ласково гладила собачий член, который прямо на глазах увеличивался в размере. Джек задышал чаще и его задние лапы начали подрагивать. Судя по тому, как уверенно женщина управлялась с интимной частью ротвейлера, Светкина мама с некоторым стыдом и внутренним «ах!» предположила, что Трефилова давно уже… занимается любовью со своей псиной?! Она снова отбросила веник и вышла в комнату.
     - Ты что же это… - растерянно начала Ольга Григорьевна. - Это же так…
     - Приятно, Оля, приятно, - наставительным тоном произнесла подруга. - Только ханжи и старики, кто никогда не пробовали и не знают, что это такое, могут утверждать подобные вещи!.. И, пожалуйста, Оля, не говори так о моей собаке - она вовсе не больная…
     Светкина мама пожевала губами, издавая невнятные звуки, которые должны были быть словами, но так и не родились. А потом этот аборт монолога и вовсе иссяк, а мысли Ольги Григорьевны понеслись со все нарастающей скоростью. Ибо Наташка, эта тридцатилетняя с хвостиком женщина улеглась на ковер и осторожно принялась облизывать гениталии своей собаки. Джек пробормотал что-то довольное, и Наташка аккуратно взяла кончик его члена в рот. Ольга Григорьевна сначала встала на цыпочки, а потом тихо подошла поближе, чтобы видеть все происходящее, так сказать, из первого ряда.
     Ее школьная подруга, такая милая в прошлом девочка, примерная жена хорошего мужа, богатого и неглупого; эта самая Наташка Трефилова, которая в пятом классе до крови расквасила коленку и ей пришлось накладывать швы - вон они виднеются синим рубцом из-под коротких шорт, эта милая и добрая женщина сидела сейчас на коленях рядом с Ольгой Григорьевной, подружкой Олькой, и увлеченно делала минет своей мускулистой собаке. Тихие хлюпы изредка доносились изо рта Трефиловой, и тогда тонкая ниточка слюны оставалась на толстом стволе собачьего члена. Ярко накрашенные губки плотно обнимали эти переплетения сосудиков, чуть пачкая их помадой, которая тут же стиралась новым движением. Двумя пальчиками с тупо подстриженными ноготочками женщина держала гениталии Джека у самого корня и легонько массировала тугую плоть. Всем своим видом Наташка напоминала невесту с мужем в первую брачную ночь. «А я, выходит, свечку над ними держу!», мысленно нервно рассмеялась Ольга Григорьевна и, не удержавшись, прыснула вслух.       - Та-ак! - довольно протянула Танька Каманина, оглянувшись на остальных. - Чудненько…
     С этими словами она нарочито медленно вытащила пушистый клок ваты из тряпочного лифчика Светки. Тонкие волокна остались на пластмассовых квадратиках белья, и одна грудь тут же стала почти на номер меньше.
     - А то-то я смотрю - за месяц такие сиськи отрастила, что прямо хоть на ферму посылай! - добавила Ленка Хохлова, вытаскивая вторую порцию ваты.
     Если бы не внезапно вошедшая учительница по физкультуре, Александра Петровна, то неизвестно чем бы кончилось это «расследование», которое учинили девчонки Светке в школьной раздевалке в спортзале.
     - Девочки! - резким голосом произнесла физручка. - Почему вы не в зале? Вам что, отдельное приглашение надо?!
     - Да нет, - на удивление мягким голосом ответствовала Каманина. - Мы уже почти все…
     Она подтянула спортивные штаны и вышла из раздевалки, бросив клок ваты на пол. За ней потянулись и остальные девчонки, стараясь не смотреть в Светкину сторону.
     - Комарова! - окликнула Александра Петровна. - Ты что, глухая?
     Светка опустила голову и сделала было шаг к двери, но потом резко остановилась и дрожащим голосом сказала:
     - Я не пойду!


     - Что? - злые черные глаза учительницы округлились от удивления.
     За семь с половиной лет работы в этой школе ей отваживались грубить всего трижды, да и те были отъявленными отбросами. А эта тихая, робкая на вид ученица, которая всегда чуть втягивала голову в плечи, когда слышала резкий оклик физручки, оказалась неожиданной занозой в самое неподходящее время.
     Скривив тонкие губы, Александра Петровна отчеканила приказным тоном:
     - Если ты сейчас же не выйдешь на занятия, то твой дневник станет предметом тщательного изучения сначала директора, а потом родителей!.. Ну-ка, быстро в зал!
     - Я не пойду… - упрямо пробормотала Светка и отвернулась к стене. - Делайте, что хотите.
     За дверями послышался гомон и многоголосый шум шаркающихи и топающих ног - класс отправился на улицу, на школьный стадион, к своим занятиям. Громкий голос физрука, жирного и усатого Гоги, лениво подгонял нерадивых и отстающих. Потом голоса переместились в коридор, и удаляющееся эхо вскоре стихло.
     - Ладно, - пожала плечами Александра Петровна, - ты сама напросилась… Давай дневник!
     Светка безропотно протянула толстую тетрадь в протянутую руку.
     - И пошли со мной в кабинет!
     В зале была маленькая каморка, как у папы Карло, где хранился весь спортивный инвентарь для школьных занятий. И там же помещался стол, где физруки хранили свои тетради с записями, пакетик с сухарями и чашки для чая. Одуряющий запах резины и лыжной мази витал в воздухе, отчего Светке стало совсем тоскливо, но отступать ей было некуда - пойти на занятия вместе с классом было для нее смерти подобно. Конечно, ей рано или поздно придется пойти, но это будет потом, не сейчас… Что-то, возможно, забудется, сотрется острота ощущений… Но сейчас!..
     - Комарова! - голос Александры Петровны вернул Светку в реальность. - Я ничего не понимаю, ты же отличница!..
     - Хорошистка… - робким голосом поправила она женщину. - Там… «четверки» тоже есть…
     - Ну хорошистка, - согласилась физручка, листая дневник. - И по поведению у тебя «отлично»… Зачем тебе неприятности?
     Внутренне Светка вся содрогнулась, ибо рассказать о своем ужасном разоблачении этой строгой учительнице… Лучше сразу повеситься! Поэтому Комарова сжала губы и наклонила голову, рассматривая кроссовки на ногах и исподлобья сравнивая их с кроссовками на ногах женщины. Уж скорее бы она поставила этот чертов «неуд» и на сегодня занятия для Светки оказались бы окончены. Даже несмотря на то, что впереди тяжелая математика - дом, милый дом звал и манил ее…
     - Света, - неожиданно мягким голосом сказала Александра Петровна. - Посмотри на меня…
     Ученица подняла глаза и обнаружила, что взор физручки был вовсе на таким уж злым. Так, слегка прищуренные веки и нахмуренный лоб… А глаза-то не злые.
     - Света, я не хочу для тебя никаких неприятностей. Но я должна сделать эту запись и отнести дневник директору!.. Я понимаю, что в раздевалке что-то произошло и ты не хочешь идти из-за этого на урок. В принципе, для меня это не должно иметь никакого значения. Но двойка в конце четверти окажет весьма сильное влияние на финальные отметки… И это будет твоя первая четверка по физкультуре за все эти годы! Разве тебе это надо?
     Светка проглотила ком в горле и молча помотала головой. Близкие слезы уже были на подходе. Вконец измотанная сегодняшним днем, она закрыла лицо руками и тихонько заплакала.
     - Ну-ну-ну… - недовольно произнесла Александра Петровна, вставая со стула и подойдя к ученице. - Ну, ты совсем уже…
     С этими словами, она прижала Светку к свое груди, и Комарова, не в силах больше сдерживаться, обняла женщину и горько зарыдала. Сквозь потоки льющихся слез, к которым девчонка уже, в общем-то, привыкла, она неожиданно ощутила упругую полноту грудей физручки. Для Светки чужие груди стали предметом наблюдения номер один за последние несколько месяцев. И если была возможность, она втискивалась в любые толчеи в школьных дверях или в буфете, и старалась почувствовать чьи-нибудь сиськи всем, чем прикасалась к ним - плечом, спиной, своими грудками… А тут, сдобренная изрядной порцией нервов, чувствительность Светки переросла все границы. Открыв один глаз и хныча уже больше по инерции, она пыталась рассмотреть сквозь мокрые ресницы границы лифчика на спортивной безрукавке женщины. Лямочки оказались тонкими, как и у нее самой, а больше ничего видно не было.
     Глубоко вздохнув, Светка выпрямилась и стала вытирать глаза руками. Александра Петровна, видимо, ждала каких-нибудь откровений отчаявшейся девочки, и была несколько разочарована, когда Комарова всего лишь тихо, со всхлипываниями пробормотала «извините, Александра Петровна!».
     - Да ладно… Да, конечно… - раздражение потихоньку закипало в физручке. - Но с директором мы… как?
     Светка, вытирая остатки слез, взглянула на женщину, не понимая, что ей нужно, ибо даже четверка в четверти - всего лишь неприятный, но не фатальный результат. Александра Петровна дробно постукивала пальцами по столу и, закусив уголок губы, изучала дневник. И для Светки стало неожиданно ясно, что дневник она изучает так, для виду, а на самом деле, она ждет чего-то другого… Но чего?
     - Александра Петровна, - решительно начала Комарова еще слегка дрожащим голосом. - У меня с собой есть двадцать рублей…
     Физручка перевела мрачный взгляд с дневника на ученицу, и снова принялась читать линованные страницы как какой-то роман. Светка замолчала, чувствуя, что попытка откупиться деньгами не прошла.
     - Света, - со вздохом сказала Александра Петровна. - Я человек, слава Богу, не бедный и твои гроши для меня ничего не значат. Мой муж зарабатывает достаточно. Мне твои взятки не нужны…
     - Тогда что вам нужно? - голос Светки приобрел твердость. Она шмыгнула носом и спрятала руки за спину.
     - Твои трусики…
     Светка словно пробежала на полном ходу мимо нужной двери. Она мысленно вернулась к последним словам учительницы и почему-то не удивилась. Все социальное возмущение, навязанное половым воспитанием, буквально встало на дыбы, но оказалось не в силах справиться с мощным потоком возбуждения живой, не отягощенной моралью плоти, где чувственные сенсоры являются главными, где человеческое воображение необходимо всего лишь для разыгрывания разных сексуальных сцен, а тут такое же, но… в реальности.
     Задохнувшись от лавины мурашек, скатившейся с затылка, Светка нерешительно потопталась на месте, незаметно пожала плечами и наклонилась, чтобы развязать кроссовки.
     - Нет, Света, - протестующе выбросила ладонь вперед физручка. - Я сама… Сама.
     Голос женщины выдал в ней похотливое желание, чего Светка никогда в Александре Петровне не замечала, и даже не представляла. Взрослая женщина с трепетом развязывала и снимала кроссовки с ученицы, стоя перед не на коленях - такое могло разве что присниться. Но уже стоя босиком и наблюдая за тем, как медленно стаскиваются синие тренировочные штаны со своих ног, Светка все больше ощущала, что ей это начинает нравиться.
     - А зачем вам мои трусы? - немного язвительно спросила Светка, когда теплые руки физручки коснулись белой каемки ее нижнего белья.       Зимний вечер выдался просто чудесным.
     За окном тихо падал крупный снег, покрывая балкон причудливыми формами. На улице глухо шумели проезжающие машины, а в доме напротив уже зажгли новогоднюю елку. Что-то там было не в порядке, и елка часто и нервно гасла - то частями, то вся сразу.
     Светка уютно устроилась в кресле и читала какую-то толстую книгу. Ольга Григорьевна оккупировала диван, обложилась подушками и вязала маленькие носочки из голубой шерсти. Она была беременна, и поэтому чувствовала себя счастливой. Нет, конечно были и минусы, но они были столь малы и незначительны, что ничуть не затмевали радость ожидания. Автоматически отсчитывая петли и ряды, женщина поглядывала на Светку и про себя отмечала, что за эти прошедшие полгода девочка совсем изменилась. Прекратились почти ежедневные слезы после школы, она стала лучше учиться, записалась в спортивную секцию гимнастики… Растет дочка, со вздохом подумала Ольга Григорьевна, и тут Светка подняла голову.
     - Мама, - сказала она, заложив пальцем страницу в книге. - А кто такие лесбиянки?
     Женщина быстро взглянула на обложку книги, которую читала Светка. Там оказался Булгаков Михаил Афанасьевич и его «Мастер и Маргарита». Нет, вряд ли у автора «Мастера и Маргариты» в тексте найдется такое вполне современное слово.
     - Ну… - вздохнув, начала Ольга Григорьевна, - как бы тебе сказать… Лесбиянки - это такие женщины… девушки, которые вместе… ну, в общем, они любят друг друга, то есть только девушек… женщин…
     - Переодеваются в мужчин, - тихонько подсказала Светка, деятельно ворочаясь в кресле.
     - Ну, да, - согласилась женщина и поспешно добавила:
     - Только это уже тяжелый случай!.. Любовь между людьми одного пола - это не так уж…
     Она замолчала, вспомнив об этой страшной осени, о муже с его странными объяснениями, о маме, которая теперь очень редко посещает их. О том, как она, Светкина мама, радовалась, когда забеременела, когда почувствовала, что ее муж не гомик… Почувствовала - и все! И не надо было никаких слов, объяснений, доказательств. Да и сам Павел Иванович пересел с «Камаза» на «Волгу» и заделался классным таксистом, что почти никак не сказалось на семейном бюджете, зато очень хорошо сказалось на семейном климате. Хоть поздно, зато каждый день дома…
     Светка, не дождавшись более объяснений про «розовых» девушек-женщин, снова уткнулась в книгу, где вместо закладки была фотография. Удачная фотография спортивного вида женщины, чуткой и внимательной Александры Петровны, наполовину обнаженной, обаятельно улыбающейся только ей одной, Светланке Комаровой.
     Длинный звонок пронесся по квартире и затих в дальней комнате.
     - Папа пришел! - воскликнула Светка и побежала открывать дверь…

     Москва - А-ск, 2000 г.