Кто сказал, что парень с девушкой не могут просто дружить? А вот мы с Любой дружили с тех пор, как в 10 классе в самом начале учебного года оказались случайно за одной партой. В смысле – за одним столом, конечно: парты к тому времени уже давным–давно ушли в небытие.

Мы болтали обо всем на свете на уроках, делились мыслями, планами и впечатлениями после уроков, обменивались интересными книгами, а потом их с жаром обсуждали. Иногда я вечерком приезжал к ней на велосипеде, и мы, устроившись на скамейке где–нибудь в не очень людном месте, общались, получая от этого обоюдное удовольствие.

Самое интересное, что именно по отношению к Любе у меня почему–то никогда не возникало никаких эротических мыслей, хотя, конечно же, многих знакомых и не очень знакомых девчонок я мысленно раздевал и стыдливо мастурбировал, представляя себе секс с ними. Увы, реального секса у меня тогда еще не было.

И так дело было сразу после моего дня рождения, мне как раз исполнилось 18 лет и прикатив к Любе в очередной раз, я ее дома не застал. Ну, правильно всё: мы же не договаривались, что сегодня она меня будет ждать!

Её мама, к которой я обращался «тётя Лида», сказала, что Люба у подруги, скоро должна вернуться, и пока Любы нет, попросила меня ей немного помочь. Помощь моя должна была состоять в том, чтобы я подержал неустойчивую стремянку, пока она, тётя Лида то есть, закончит снимать груши с высокого дерева в саду.

Я вцепился в лестницу, а тётя Лида полезла по ней наверх – туда, где на крючке висело ведро, а на ветках – несколько штук розовобоких спелых груш.

И кто бы на моем месте не посмотрел вверх? Я посмотрел. Под тонюсеньким по случаю жары пестро–ярким не то платьем, не то сарафаном трусиков я не увидел. Зато густые рыжеватые кудри лохматились там вовсю. Ого! От неожиданно открывшейся картины я, видимо, качнул лестницу.

Тетя Лида глянула на меня сверху:

– Ну, ты взялся держать, так уж держи, пожалуйста!

И, как ни в чем не бывало, продолжала снимать с веток груши и осторожно укладывать их в ведерко. Груши были крупные, и ведро очень быстро наполнилось доверху.

Спустившись с полным ведром, тетя Лида поставила его на землю и подмигнула:

– Понятно всё с тобой. Увидел что–то интересное?

Я покраснел как помидор.

– И чего краснеешь? Можно подумать, я под юбкой сильно от Любы отличаюсь. Небось, Любу–то давно изучил в подробностях!

– Да вы что, тетя Лида! Мы с Любой просто дружим…

– Брось ты мне сказки рассказывать! Дружат они, как же… Ты только смотри, ребеночка ей не заделай!

– Ну, честно, теть Лид! Мы вообще…

– Что – вообще? Там–то у тебя выросло, девочку хочет, – она с улыбкой чиркнула меня тыльной стороной ладони по брюкам в том месте, которое, по ее расчетам, должно хотеть девочку, – смотри, как выпирает.

Оно и на самом деле выпирало. От того, что мне было страшно неловко, выпирание это только усиливалось, и я отстранился.

– А ты не стесняйся, дело–то обычное. Придет Люба, я куда–нибудь уйду, чтоб вам не мешать. В магазин за хлебом. В доме прохладно, прятаться ни от кого не нужно. Пошалите часок. Хватит вам времени?

– Ну, теть Лид!..

– Что – теть Лид? Мало часа? Ну да, дело молодое!

Она рассмеялась, и, уже откровенно схватила меня за оттопорщившиеся брюки.

– Может, пока Любки нет, ты и с теть Лидой побалуешься немножко?

Помидор – красный. Я был еще краснее. Ни сказать что–то, ни уйти не было сил. Меня как будто парализовало. Уж чего–чего, а такого я никак не мог себе даже вообразить! Обычно строгая и не очень–то приветливая тетя Лида – и вдруг такое! Лишь потом, намного позже, я узнал о причинах и мотивах, двигавших женщиной в тот момент. А сейчас ее, как мне казалось, просто понесло:

– Пойдем в душ, ополоснемся. А то жара, пыль…

Я послушно поплелся за женщиной к летнему душу. У нас тоже дома такой есть, но этот просторнее, и в нем запросто можно поместиться вдвоем. Снаружи на двери – крючки. Одним махом сбросив через голову сарафан, тетя Лида повесила его на один из крючков.

– Вешай штаны и остальное сюда вот, на свободные крючки, и заходи.

Я боялся поднять глаза, а тетя Лида уже принимала душ. Вода шумела, и в голове у меня стоял еще больший шум. Мне было просто страшно. Как загипнотизированный, я разделся и вошел в кабинку. Всё же тесновато тут, наши тела касались друг друга. Струйки воды разбивались о них, охлаждая разгоряченную кожу, и только сейчас я осмелился поднять глаза.

Прямо передо мной, точнее – почти вплотную ко мне было голое мокрое женское тело. Тело поворачивалось вокруг себя, и я видел попеременно то плечи и часть спины, то грудь. Полушария с темно–коричневыми кружками и торчащими горошинками сосков.

Поворачиваясь, тело это каждый раз задевало торчащий пенис. О том, что это тело принадлежит тете Лиде, не хотелось думать. Но она, видимо, решила иначе:

– Сознайся, я еще неплохо выгляжу, а? Не намного хуже Любы?

Женщина, перестав поворачиваться, прижалась вдруг ко мне вся, от коленок до груди, посмотрела мне прямо в глаза:

– Что? Не хочешь говорить? Нравлюсь я тебе – это и так видно…

Отстранившись немного, слегка сжала рукой мой торчащий пенис, потом поиграла яичками. Я стоял как истукан, опустив руки вдоль туловища. В висках стучало, в пенисе пульсировала кровь.

– Ты что, правда девственник?!

Я кивнул.

– Это мы исправим. Хочешь, я тебя научу всему? Чтоб перед Любой не опозорился? Смотри сюда… Поцелуй меня здесь, в сосочек…

Тетя Люба левой рукой приподняла одну грудь, а второй стала наклонять меня за затылок. Глаза ее были какие–то… трудно описать словами. Закатившиеся, белые, незнакомые, чужие… Похоже, её, что называется, переклинило.

Я неумело чмокнул коричневую горошину, и это, видимо, слегка привело женщину в чувство. Она отстранилась настолько, насколько позволяло тесное пространство:

– Извини. Я с ума сошла. Извини. Какая я дурра!!!

Тетя Лида выскочила из душа и умчалась в дом. Но было поздно: я ее уже безумно хотел! Может, не конкретно именно её, но – женщину! После того, что только что происходило, было бы конщунством онанировать в чужом душе.

Перекрыв кран, я, вскочив в свои резиновые шлепки, тоже побежал в дом, и быстро обнаружил тетю Лиду в одной из комнат. Женщина лихорадочно пыталась натянуть трусы на мокрое тело, но я не дал ей этого сделать. Весьма грубо свалив женщину на кровать, я упал сверху, и…

Возбужденный член как–то сам нашел то, что нужно, и впервые в жизни погрузился во влагалище. Тетя Лида ойкнула, хотела было посопротивляться, но не успела: уже через несколько секунд я безобразно кончил. С ужасом, с непотребными словами в голове, с дерганьем и сопением…

– Дурачок.



Произнеся это замечательное слово, тетя Лида столкнула меня легонько, и я скатился с нее. Довольно долго мы лежали молча рядышком на спине.

– Покрывало надо поменять. Мокрое. И вообще, скоро Люба заявится.

Я в ответ на это не шевельнулся. Тетя Лида тоже.

– Молодо–зелено. Я и не успела ничего.

– ?

– Ну да, тебе же и невдомек, что женщине тоже надо получить удовольствие. А ты налетел, как молодой петушок, вставил, сам кончил, а про меня и не подумал.

Я опять – в который раз уже! – покраснел.

– Ладно, надеюсь, поумнеешь со временем…

В это время зазвонил телефон. Тетя Лида не вставая протянула руку к аппарату на тумбочке:

– Да? А… Ну хорошо, ладно. Будешь выходить – позвони обязательно, я скажу, что надо купить… ага… Пока!

Положила трубку на аппарат, повернула ко мне лицо:

– Люба звонила. Сказала, что часов до восьми задерживается – какие–то там у них свои дела. Ты спешишь?

– Не спешу. А что?

Вот спросил, так спросил! Ясно же – тетя Люба хочет получить удовольствие, о каком только что говорила. Только вот… как его ей доставить? Не знаю.

Женщина как будто прочитала мои мысли:

– Давай, как в том анекдоте про пионеров, я тебе и расскажу, и покажу, и дам попробовать!

И рассказала. И показала. И я пробовал. И даже немного у меня получилось! Я трогал и там, и так, и где и как она показывала и рассказывала, щекотал языком и пальцами, потискивал, пошлепывал... А она ласкала рукой мой член и сжимала яички, покусывала и пощипывала соски, учила целоваться в губы.

Потом я вновь взобрался на нее, и на этот раз уже она сам заправила меня в себя. Она не учила меня собственно процессу совокупления – тело моё само двигалось в нужном направлении. Тетя Лида лишь немного регулировала темп. Этот второй раз был заметно дольше первого…

Она ничего не успела мне еще поведать о женском оргазме – я увидел его сам. И тут же сам кончил. В нее. В вагину. В самую глубь. Толчками. А тетя Лида с отреченным лицом, закусив губу, безмолвно вздрагивала и сжимала меня внутри себя

Почти сразу после этого она стала меня выпроваживать:

– Всё, на сегодня хватит. Езжай домой. Надеюсь, никому не расскажешь?

– Никому, теть Лид!

– Надеюсь. Тебе понравилось сегодня?

– Ужасно!

– Что ужасно?

– Ужасно понравилось!

Подумав недолго, тетя Лида не очень решительно произнесла:

– Приходи. Только позвони сначала, чтобы я Любу куда–нибудь спровадила.

– Так у нас нет телефона, теть Лид!

– Да? Ладно, тогда договоримся вот как: ты послезавтра сможешь? Примерно в это же время?

– Смогу.

– Хорошо. Буду ждать. И еще вот что: не называй меня «теть Лид», когда мы… ну… одни. Ладно? Просто – Лида.

– Ладно… Лида!

– Ну, всё, пора тебе уже. А где твоя одежда?

– Да там же, где и ваша. На двери душа.

– Твоя.

– Ну да, моя.

– Да нет, – Лида засмеялась, – не теть Лид, а Лида, и не ваша, а твоя.

Садовые заросли со все сторон скрывали от любопытных дорожку от дома к душу, и мы как были голенькие, так и пошли туда.

Одевшись, я направился было к калитке, но Лида меня остановила:

– Знаешь… я не против, если ты с Любой… тоже… в общем, сексом займетесь. Теперь ты уже кое–что умеешь. И ее, значит, подучишь, а то она пока что тоже не совсем еще... Я тебя буду учить, а ты – её. Только – ну, ты понял! – ребенка не сделайте.

– Ага…

Я был в некотором недоумении. Как это понимать? То есть, Люба уже… но только не совсем еще?

Люба снова угадала мой немой вопрос:

– Да не девушка наша Люба. Уже давно. Только неумеха еще пока в этом плане.

– А вы… ты откуда знаешь?

Но Лида только усмехнулась в ответ.

– Иди уже!

И я ушел. То есть, уехал. Надо ли говорить, что время до следующей встречи с Лидой тянулось для меня целую вечность!

Послезавтра душ мы принимали уже по отдельности: все же тесновато там вдвоем. Правда, дверь при этом не закрывалась, и я имел удовольствие наблюдать, как Лида моется. И не мокрые побежали в дом, а вытерлись приготовленными полотенцами, и потом неспешно прошествовали в ту же спальню. Там тоже было не так, как позавчера: покрывало с постели убрано, и кровать застелена простыней с крупными розовыми цветами.

Обучение продолжилось к обоюдному удовольствию. Лиде, видимо, нравилось изображать из себя учительницу. Я узнал в этот день много нового, подробно познакомился со строением женского тела, узнал, что такое эрогенные зоны, потренировался на них соответствующим образом воздействовать…

Не запоминалось поначалу мудреное слово кунилингус, зато я его немного научился исполнять, хоть и не сразу решился. Наверное, даже не совсем немного, потому что Лида в результате долгих моих стараний кончила. «Спустила», как мы тогда говорили.

Опытная женщина, Лида всё это время умело поддерживала мое возбуждение, но всякий раз, когда у меня подступал оргазм, быстренько сбивала мое возбуждение почти до нулевой отметки, а потом опять поднимала его. С каждой минутой я все сильнее закипал, не получая разрядки, и Лида, наконец, сжалилась: уложила меня на спину, устроилась на мне верхом, нанизалась на торчащий пенис, пробормотала:

– Сейчас… сейчас и ты… спустишь… в меня… давай!..

Она задвигалась, я – навстречу ей… Мне нужно было совсем чуть–чуть: несколько движений – и я кончу…

В комнату вошла Люба. Скорчила презрительную гримасу:

– Пилитесь? Без меня?

Лида застыла, медленно слезла с меня, отвернулась. А я так и остался лежать с торчащим еще поначалу членом, которому не хватило всего–то нескольких фрикций. Но от конфузности ситуации он почти тут же опал.

– Да ладно, пилитесь дальше, я не ревнивая!

– Люба, – зашевелилась Лида, – ты не так всё поняла…

– А что тут понимать? – Люба усмехнулась. – Прихожу домой, а мачеха моего парня насилует.

Так вот оно что! Я–то считал, что Люба – дочь Лиды! И еще и удивлялся, что у Любы такая молодая мама…

– Не насилую я… Я просто… мы разговаривали, и я просто показываю ему…

– Мамуля, не парься! Всё нормально. Ты взрослая одинокая женщина, я всё понимаю.

– Любочка… Ты прости, что я именно с твоим парнем… Так получилось…

– Нормально получилось! Всё равно он на меня не обращал внимания как на женщину. А зря вообще–то!

Люба подошла к кровати, присела на краешек, двумя пальчиками взялась за мой вялый орган:

– Ну что, мам, сама его допилишь, или я помогу?

Вместо «пилиться» Люба произносила совсем другое слово, совершенно нецензурное, и это было для меня еще одним сюрпризом: та Люба, которую я знал раньше, не то что грязную «латынь», а самые невинные словечки, которыми ругаются самые примерные пионеры, никогда не произносила!

Лида не поворачивалась, втянула голову в плечи.