В водовороте этих событий я оказался, когда подошло время моего призыва на срочную армейскую службу в самом начале 70-х годов теперь уже прошлого 20-го века, до этого я прошел военную медкомиссию, признавшую меня годным по состоянию здоровья к службе в армии, и получил в райвоенкомате приписное свидетельство.

При мыслях об армии, у меня в душе возникало чувство некоторой тревоги, с одной стороны мне, как и большинству моих сверстников, хотелось испытать себя и пройти солдатскую школу мужества, а с другой стороны, было, немного страшновато смогу ли я достойно выдержать этот экзамен.

Меня не пугали физические нагрузки или предстоящий суровый армейский быт, пугала "дедовщина" расцветавшая пышным цветом в Советской армии тех лет. По демографическим причинам, из-за нехватки призывников, на службу начали брать лиц ранее судимых, и они вместе с собой вносили тюремные порядки в солдатские казармы. О "дедовщине" ходило много разных слухов среди призывников и естественно, что подобные слухи не обходили меня стороной. "Перестройка и Гласность в СССР" наступила намного позже, а в те годы подобные темы в прессе и на телевидении были не обсуждаемыми и открыто о них не говорили.

Имея за плечами среднее образование, и неплохие физические данные я надеялся, что попаду служить, в какие ни будь ракетные или авиационные части, а может в погранвойска. Мне так же, как и многим парням нравилась черная морская форма, но служить моряком на флоте больше других срочников на целый год, не очень-то хотелось. В общем, по мере приближения осени я частенько задумывался, гадая, что готовит армейская судьба для меня. Лето подходило к концу, до призыва в армию оставались уже считанные недели и хоть говорит пословица "перед смертью не надышишься" а напоследок, все же хотелось хорошенько погулять и поразвлечься.

Вступать в серьезные отношения, а тем более в брак до армии, я считал не разумным делом и старался избегать подобного развития событий с девчонками. После службы в армии я планировал продолжить свое образование, в одном из технических вузов и, кстати, отслужив положенный срок, так и сделал, получив диплом инженера. У меня не было намерений ради развлечений, пудрить кому-то мозги пустыми обещаниями. Как говорят "любила, верила, ждала, и на тебе обманул" такого хода событий я не желал и не давал никому для этого повода.

В рабочие дни с утра, я шел на совхозный машинный двор, где меня дожидался старенький колесный трактор "Беларус", на котором мне доверили трудиться. Специальность тракториста и удостоверение я получил, как и все парни, выпускники, вместе с аттестатом по окончании средней школы. И хотя работа была нелегкой, энергии молодости и задора хватало, чтобы вечером, помывшись, поужинав и переодевшись, присоединится вместе с друзьями к остальной сельской молодежи, которой негде было собраться особенно в непогоду, кроме нашего поселкового клуба, где по выходным и средам крутили кино.

В фойе клуба, почти в центре, стоял бильярдный стол, желающих погонять шары до начала киносеанса всегда было много и, они занимали очередь, а кто-то просто стоял, наблюдая за игроками и их игрой. Еще в клубе имелся небольшой читальный зал с несколькими столами, на которых лежали подшивки центральных газет и журналов, а также имелись комплекты шахмат, шашек и домино. Мне больше нравилось полистать свежие журналы, или забить "козла", а рядом рассаживались любители шахмат и шашек, возле которых всегда собирались советники и болельщики.

Сразу после окончания фильма, молодежь часто оставалась и организовывала танцы под магнитофонные фонограммы, а на танцах, бывало, случались и разборки между подвыпившими парнями, которые обычно заканчивались драками "один на один" с выходом на свежий воздух, это тоже было одним из атрибутов местного развлечения.

В то время на селе, легковые автомашины были еще роскошью, но мотоциклы имелись во многих семьях. У меня тоже был выпускавшийся в те годы легкий мотоцикл без коляски "Восход", купленный у знакомых по дешевке и часто ломавшийся но, тем не менее, я был доволен такой техникой, сам ремонтировал и даже кое-что изменял в конструкции для улучшения надежности. Отцы у моих приятелей, обычно разрешали им в свободное время, гонять по проселочным дорогам на мотоциклах, не имея водительских прав. На них мы ездили рыбачить и купаться на речку, катали девчонок, а также иногда устраивали между собой мотогонки и, соревнуясь, выделывали всяческие финты.

Как-то нам пришла идея, устроить на окраине села небольшой трамплин, используя для этого кучу строительного мусора, присыпанную глинистым грунтом, которую когда-то оставили после себя городские строители, возводившие здесь молочную ферму. Мы, объединив усилия, расчистили отрезок трассы, проходивший по куче, от выросших кустов бурьяна, сгладили неровности и придали ей форму небольшой горки. Подъезжая к горке, парни разгоняли свои мотоциклы, набирая скорость, влетали на нее и прыгали как с трамплина, соревнуясь на дальность прыжков. В один из таких заездов я переусердствовал, не рассчитав свои возможности, и во время приземления упал вместе с мотоциклом, подняв облако пыли.

К счастью падение было довольно удачным, и все мои кости остались целыми. Падая с мотоциклом на левый бок, я сильно ушиб свою левую ногу и руку, разорвал штанину и рукав рубашки, а также содрал кусками верхний слой кожи от локтя до плеча и по всему бедру. Друзья, отогнали мой мотоцикл в наш двор, и помогли мне быстро добраться в поселковый медпункт, ну а домой я решил дойти сам и попросил их не ждать, пока меня перевяжут.

Молодая, еще незамужняя фельдшерица Любовь Григорьевна, была у себя на месте. Именно так, несмотря на ее возраст, а ей был всего 21год, к ней обращалось большинство сельчан. Ее родители жили в областном центре, там она выросла, окончила школу, а затем медицинское училище, после окончания которого, несколько месяцев назад, приехала работать в наше село по распределению. Согласно существовавшему в те годы порядку, молодые специалисты должны были отработать определенный период времени там, куда их распределяли, а иначе у них могли возникнуть проблемы с дипломом.

Мы были с ней уже знакомы, в нашем не очень большом селе, практически все жители знали друг друга. Этим летом, Люба в свободное от работы время, часто ходила загорать и купаться на речку, она была выше среднего роста, имела стройную фигуру, а на лицо не сказать, что красавица, но и не страшненькая.

Были слухи о том, что ей не нравится жить в сельской местности, а усугублялось это тем, что ее как одинокую и молодую, временно поселили для проживания, на квартире у пожилой пенсионерки. Под бдительным оком, еще довольно шустрой бабули, ее личная свобода, в большой степени оказалась ограниченной и даже пригласить к себе в гости парня, ей было не так-то просто. В общем, сельская реальность не радовала Любу, поэтому она настраивалась подыскивать для себя, уважительную причину, по которой вскоре можно было прекратить отработку и вернуться, обратно в свой родной город.



Люба увидела меня на пороге, в рваной одежде с кровоточащими ссадинами на теле и попросила пройти к кушетке, для оказания медицинской помощи. Прихрамывая и морщась от боли, я дошел до кушетки и осторожно сел на нее. Прицыкивая языком, она стала внимательно осматривать мои раны, вот беда, как же тебя так угораздило?

Ну, а теперь сказала Люба, попробуй поднять ушибленную руку перед собой и согнуть ее в локте, я поднял руку и согнул так, как она просила, ну вот, рука работает нормально, а то, что ты можешь ходить, я видела. И Люба, ласково приговаривая, что ничего страшного не случилось, кости и мышцы у тебя целы, а кожа нарастет, будет не много больно, придется потерпеть, чтобы дать возможность хорошенько обработать раны и до армии они заживут.

В утешение она сказала мне, можешь не переживать, недели через три, в случае соблюдения нужных лечебных процедур, на месте твоих ссадин останутся лишь маленькие шрамы. Закончив свое обследование, Люба без суеты помогла мне снять рубашку, скинуть обувь, затем уложила спиной на кушетку и приступила к выполнению первоочередных мер, необходимых при подобных травмах.

Разрезав ножницами, низ штанины от разорванной части, фельдшерица осторожно оголила мою ногу с загорелой кожей и крепкими мышцами до паха, затем она приготовила дезинфицирующий раствор, марлю, вату, щипцы, пинцет и загнутые по типу маникюрных, но только больших размеров ножницы. Люба наматывала ватные тампоны на щипцы, мочила их в приготовленном растворе и шаг за шагом, осторожно смывала с раны грязь, смешанную с кровью, а местами грязные свисавшие куски кожи она аккуратно оттягивала пинцетом и отрезала их загнутыми ножницами.

Во время обработки раны, я ощущал ужасную жгучую боль, но перед молодой девушкой, изо всех сил старался не выронить из себя, ни единого крика и выглядеть героем. Стиснув до боли зубы, и крепко сжав побелевшие кулаки, я надрывно сопел ноздрями, глядя на белый чисто выбеленный потолок, в душе моля бога, чтобы все закончилось для меня хорошо, и раны не загноились. Фельдшерица, чувствуя мое напряженное состояние, спросила меня, ну что очень больно? Я сквозь зубы процедил ей в ответ, ничего потерплю, промывайте, как следует, чтобы быстрее зажило.

Закончив обработку бедренной раны, Люба сразу переключила свое внимание на рану руки и проделала с ней все, то же самое, но на этот раз болело не долго, потому что рана была не обширная. После обработки ран, она прижгла их спиртовым раствором йода, сверху наложила сложенную в несколько слоев марлю, пропитанную какой-то мазью с неприятным запахом, и аккуратно забинтовала.

Наложенные повязки из бинтов облегчили болезненные ощущения и я, чувствуя, как боль начала стихать, потихоньку поднялся на кушетке, принял сидячее положение, расправил штанину и начал осторожно надевать свою рубашку с рваным рукавом. Увидев это, Люба сразу пришла мне на помощь, застегнула пуговицы на рубашке, нашла несколько булавок у себя в столе и пристегнула ими разорванную штанину, приведя ее в более-менее нормальный вид. Все что от нее требовалось, Люба сделала не просто профессионально, но и очень заботливо, а в самом конце она даже похвалила меня за то, что я стойко терпел боль и держался молодцом.

Услышав такую похвалу в свой адрес, я как-то сразу проникся к Любе не равнодушием и, выражая словами ей благодарность, за оказанную мне медицинскую помощь в мыслях пожелал ее крепко обнять и расцеловать. Люба, по-моему, довольная тем, что у нее неплохо все получилось, отпуская меня из медпункта, посоветовала дома меньше двигаться и держать бинты сухими, чтобы не беспокоить раны. Она освободила меня от работы на неделю и сказала, чтобы на следующий день после обеда, я снова пришел к ней на перевязку.

Уже выйдя из медпункта и стоя на крыльце, я представил, как будет встречать меня вскоре мать, мысленно обдумал какими словами мне лучше ее успокоить и с осторожностью потихоньку, хромая на левую ногу, заковылял к своему дому.

На следующий день после неспокойной ночи ближе к обеду, я стал готовиться к предстоящей перевязке. Осторожно чтобы не мочить бинты помылся, а местами просто обтерся мокрым полотенцем, надел чистую майку, плавки, рубашку и спортивные шерстяные бриджи, их было легче снимать и одевать. Закончив без спешки собираться я, все еще прихрамывая, пошел в медпункт, находившийся не далеко от нашего дома, подходя к нему, мельком кинул взгляд на окно с раскрытыми шторами и увидел за стеклом, женскую фигуру в белом.

Оказавшись у деревянного крыльца, я аккуратно поднялся на него по двум не высоким ступенькам и прошел в тамбур, где по моей спине пробежали мурашки, в предчувствии крови и боли при перевязке вновь растревоженных ран. Набравшись духа, я постучал в дверь открыл ее и перешагнув через порог поздоровался с Любой стоявшей посреди кабинета в наглаженном, чистом, белом халате и колпаке. Она, в ответ приветливо мне улыбнулась, поздоровалась и спросила ну как самочувствие, раны не беспокоят? Я ответил спасибо хорошо, а раны, если не напрягать мышцы, не беспокоят, вот при ходьбе стараюсь не напрягаться и из-за этого немного прихрамываю.

В кабинете было чисто, светло и уютно, специфически пахло лекарствами, у окна стоял стол с двумя стульями, на нем находился журнал для записей, тонометр и стеклянная кружка с какими-то инструментами и градусниками. В левом углу кабинета был двухстворчатый шкаф, выкрашенный в белый цвет, а в правом небольшой шкафчик с прозрачными стеклянными стенками, заставленный лекарствами и инструментами, слева у входа стояла металлическая вешалка для верхней одежды, а дальше была еще одна дверь, за которой находилась процедурная комната, в которой отгороженная занавеской стояла кушетка.

Люба, как-то загадочно окинула меня взглядом и спросила, ну, что готов к экзекуции? Давай проходи в процедурную комнату, раздевайся до нижнего белья и ложись на кушетку, будем продолжать твое лечение. Я прошел в процедурную комнату к кушетке и начал осторожно раздеваться, складывая одежду на спинку рядом стоящего стула. Раздевшись, лег спиной на деревянную обитую дерматином кушетку, поверху застеленную чистой белой простыней, и сказал Любе, что я уже готов.

Вскоре она вошла в процедурную комнату с необходимыми инструментами и материалами. Аккуратно разложила их на тумбочке, возле кушетки, задернула занавеску и подвинув немного удобнее стул села на него, рядом с моим больным бедром, а затем, еще раз внимательно посмотрев на меня, с выдохом произнесла: ну, что начнем? Люба нагнулась к моим ногам и, протянув руку, стала осторожно ощупывать пальцами внутреннюю часть ушибленного бедра, от колена все выше и выше, спрашивая у меня, тут не болит? А тут?

При этом халат на ней отвис и под ним я увидел ее обнаженные красивые груди! От этого зрелища меня стало заводить, хотя мне было при этом стыдно за себя. Я пытался сдерживаться, внутренне сопротивлялся, но безуспешно, мой взгляд вновь и вновь возвращался к ее обнаженным грудям, молодость брала свое и под плавками у меня начал постепенно вздуваться бугор.

Люба уже добралась до моего паха и, продолжая тщательно ощупывать именно в этом месте, она, как бы нечаянно касалась моей мошонки и яичек своими пальцами. От приятных ощущений я перестал сопротивляться и окончательно сдался своему желанию, осуществить половой акт с Любой. После этого сразу наступила реакция, которая как взрывом подняла мой член во весь свой рост, а кончик его головки даже высунулся за пояс плавок, убедительно сигналя о готовности плоти к интимным делам. И это было началом нашего интима..