Было раннее утро. Только что рассвело, но за окном уже пели птицы, а в окна покоев начали проникать первые лучи солнца.
     Где-то вдалеке, в пригороде, пронзительно закричал петух, и его вопль окончательно разбудил Альфредшпитсена.
     Альфредшпитсен, или Альф, как его называл псарь, был одним из придворных псов Его Величества, одним из тех приближенных к властителю доберманов, которым разрешалось спать в покоях Императора, да не просто тихо посапывать где-то на задворках, а чинно отдыхать на шикарных пурпурных шелковых подушках, уложенных в отдельном помещении, питаться подачками с королевского стола и даже сопровождать Императора в его пеших и конных прогулках. Всего этого Альф не понимал, потому как пока еще был простым полугодовалым щенком (впрочем, этого наверняка не понимал ни один из взрослых псов). Как и у любого другого щенка, вся его жизнь сейчас состояла только из веселых игр с друзьями, такими как Альберт и Хейлик, сна и еды. Но сейчас Альфу было не до игр. В данный момент он тихо лежал на своей шелковой подстилке и, обливаясь потом, решал для себя один из насущных вопросов бытия.
     Дело в том, что Альфу невероятно сильно хотелось в туалет. Вчера он до отвала наелся солонины, после чего весь вечер практически не отрывался от миски с водой, а на вечерней прогулке всего разок пометил территорию, после чего начисто забыл про это. Придя с прогулки, он тут же завалился спать и проспал как убитый часов пять. Однако ночью он проснулся оттого, что весь низ брюха болел и ныл так, словно он получил хорошего пинка. Конечно, самым простым вариантом было бы сбегать ненадолго на улицу, но существовало одно "но". Дело в том, что на ночь задний ход дворца закрывали, поэтому на улицу можно было выбраться, только пробежав добрую половину коридоров замка, причем пробежав позорно - неуклюжей перевальчатой рысью, на полусогнутых ногах и изо всей силы поджимая обрубок хвоста. Но даже не это смущало его. Дело в том, что на главных дворцовых воротах круглосуточно стояла стража, а у стражников вид собаки, изо всех сил спешащей под утро на улицу, почему-то вызывал неудержимое веселье, которое стражники старались усилить или хотя бы растянуть. Поэтому существовала большая вероятность, что вместо заветных кустиков у стены он будет с воем летать по всему обширному холлу дворца, подгоняемый пинками гогочущих стражников.
     А вот этого вынести он бы уже не смог.


     Облегчить мочевой пузырь внутри дворца тоже было практически невозможно - коридоры только казались пустынными в утренние часы, на самом деле тут вовсю кипела работа. По дворцу в этот час уже бегали во все стороны повара, камердинеры, столяры и лакеи. Если он решит справить нужду во дворце, почти наверняка произойдет полная катастрофа - каждый из слуг, кто увидит его писающим на дорогой паркет или мочащим обивку какого-нибудь пуфа, задаст ему такую трепку, что небо покажется с овчинку. Тихонько помочится где-нибудь в уголке псарни тоже не получится - старые псы наверняка примут это за попытку бунта и захвата власти в группе, поэтому просто порвут его на куски. Он прекрасно помнил прошлый такой случай, когда щенка его возраста, необдуманно справившего нужду в общей комнате, спасло от верной гибели только появление главного псаря.
     Существовал, конечно, еще один выход, самый простой и безопасный - просто напустить в постель. Ему бы даже не пришлось долго лежать в мокром - младший помощник псаря, который заходил в комнату по несколько раз за ночь, увидев растекшееся между задних лап Альфа темное пятно, немедленно заменил бы подстилку. Но ему, честно говоря, было стыдно даже думать об этом. Дело в том, что даже в самом юном возрасте Альф всегда, в отличие от остальных щенков псарни, просыпался наутро в сухой постели. Все другие, даже самые терпеливые, хоть и всего несколько раз, да и прудили в свою постель. Поэтому теперь, будучи почти взрослым псом, описаться в постели было бы просто немыслимо - в таком возрасте перестали дуться в постель даже самые большие писуны. К тому же Альфу было бы невероятно стыдно перед друзьями, которые запросто могли бы от него отвернуться, увидев, как он опозорился ночью.
     В тяжких раздумьях прошло еще полчаса. За это время ощущение, что его пнули в зад, превратилось в почти нестерпимую, ноющую боль во всем брюхе. Альф уже буквально чувствовал, как раздувшийся мочевой пузырь пульсирует, получая все новые и новые порции жидкости. Хвост рефлекторно поджался, словно мог как-то помочь вытерпеть эту муку, шерсть уже была вся мокрая от выступившего пота, но это никак не сказывалось на общем состоянии мочевого пузыря. Неожиданно резкий спазм пронзил промежность, и Альфа скрутило секундной судорогой. Он понял, что терпеть больше не получится и решился. После нескольких секунд размышлений он решил, что полностью облегчаться в постель, как маленький щенок, он не будет, а просто аккуратно чуть-чуть напустит под себя, чтобы хоть немного сбавить давление в мочевом пузыре, а потом дотерпит до общего пробуждения и утренней прогулки, где и избавиться от всей накопившейся жидкости окончательно. Приняв решение, Альф чуть успокоился и продумал план действий.
     Приподняв голову, он осмотрелся, убеждаясь, что все остальные псы крепко спят. Вроде бы все было тихо. Осмотревшись, Альф перевернулся на живот, раздвинул задние лапы и, прижавшись промежностью к подушке так, чтобы струя не потекла на пол и не журчала, расслабился. Через две-три секунды ожидания он понял, что ничего не происходит. Альф принюхался - мочой и не пахло. Опять повернувшись на бок, он посмотрел на то место, где только что была его промежность. Там было сухо, ни пятнышка. Мочевой пузырь, который всегда ему с легкостью подчинялся, словно узнал, что на этот раз его содержимое польется не на землю, а на мягкий шелк подстилки, просто отказался расслабляться и выпускать свое содержимое. Поняв это, Альф даже застонал от разочарования и боли - терпеть эти мучения дальше было просто невозможно. Опять улегшись на живот, он стал собираться с силами.