Меня зовут Юля. Когда это произошло, мне было 14 с половиной лет, а моему старшему брату Никите 16. Наташе 15...

То, что вы прочтете было в действительности, если кому-то будет трудно в это поверить...



***

За окном машины раскинулось огромное поле с ровной, сочно-зеленой травой. Я смотрела на луг с детским восторгом, словно позабыв, что мне уже не четыре года, а четырнадцать. Моя сестра Наташа с улыбкой посмотрела на меня:

- Успокойся, насмотришься ещё! Мы тут на месяц.

- Да знаю я, знаю, но тут так красиво! Ты только посмотри! Ой, смотри-смотри-смотри!!! Там коровы! Да их же там двадцать! Тридцать! Наташка, ты только посмотри!

Я, будучи закоренелым городским жителем, дивилась любому животному, даже какой-нибудь козе. На мои восторги дедушка хрипло смеялся, чуть пристукивая пальцем по рулю машины и говорил, что таких как я нужно хоть иногда вывозить на природу, иначе как в сатирических сказках, будим считать что готовые блюда растут на деревьях. Бабушка, сидящая за соседним сидением, согласно кивала.

В машине было тесно и душно, пахло бензином и одновременно с этим жженой карамелью. Получилось, что на первом "ряду" сидели дедушка с бабушкой, а на заднем сидение Никита, мой дв. старший брит, Наташа и я. Наташа всю дорогу скулила, чтобы открыли окно, но бабушка запретила это делать, так как я, самый болезненный, по ее мнению, ребенок Российской Федерации, простужусь и буду чихать весь отпуск!

- Ник, открой ты окно, до Юли не дойдет сквозняк!

Я обиженно вставила, чтобы обо мне не говорили в третьем лице.

- Нет, - коротко отвечал Никита, протирая футболкой влажное лицо. Наташа фыркнула:

- Зануда.

- Дура...

- Пошел на хуй!

...и подобное мне пришлось слушать до самого приезда в деревню, а это час, не меньше. Странно, что никто из старших не осадил взбесившуюся Наташу, начавшую крыть благим матом родного брата. Хотя мои мысли были заняты другим. Месяц!

Целый месяц я буду в таком чудесном месте! Прекрасные поля, редкие леса, вольные животные и жаркое, по-деревенски знойное солнце.



А еще мой любимый брат Никитка! Я очень любила его, ценила, уважала, даже подражала ему. Он был для меня чуть ли не богом. Я дивилась его спокойствию и рассудительности, неизменной ровности голоса, и вдобавок ко всему считала его безумно красивым! У Никиты были черные, не короткие и рвано стриженые волосы. Кажется, такая прическа называлась "песики". Кожа у него светлая, хотя он был темнее меня. А глаза удивительно большие, голубые. Голубые, как то самое небо, на которое я восторженно смотрела через окно машины...

…

Наш дом стоял на окраине деревни и оказался очень просторным. Одна наша комната оказалась в 3-4 раза больше зала в моей городской квартире.

- Да это же целый стадион, - ахнула Наташа, кинув сумку на первую кровать у окна. Никита хмыкнул, а я сразу прыгнула на дальнюю кровать у стены.

- На пружинах, класс! – я начала прыгать, но вошедшая в комнату бабушка закричала, что я сломаю её. Хотя весила я не много.

Потом мы разложили вещи, и пошли в огород. Он меня, как не странно, не воодушевил. Я улыбнулась и пошла обратно в дом. Уже было довольно поздно, после дороги у нас всех слипались глаза. Наташа зевала во весь рот, а Никита по свойски терпел, только иногда протирал лицо руками.

- Мыться в бане, - обрадовала нас бабушка, а я едва не удержалась от насмешливого вопроса «что это такое», который, звонко смеясь, спросила Наташа.

Наташа была на редкость вспыльчивой особой. Как раз под ее эдакую стервозную внешность. Уже в 15 лет у ней была сформировавшаяся фигура, умеренно-круглые бедра, довольно большая, припухлая грудь и тонкая талия, которую при желании можно было бы обхватить двумя руками. Глаза дерзко-зеленые, с золотинкой, а волосы короткие, коричневые, до плеч.

После того, как в баню сходили все женского пола, пошли дед с Никитой. Мы же с Наташей уже нежились в кроватях. Получилось так, что кровать Никиты стояла между нами.

- Здорово то кааак, - протянула она. Я кивнула и засмеялась.

- Только нет телефонной связи, Интернета, телека, Плеистейшн и всех радостей жизни. Только мухи и коровы.

- А еще мой занудный брат. Бесит, сука, он меня. Нужно было дома оставить.

- Да ладно…